Системщик

Облака потеснились, и Егор, скользнув по их мохнатым бокам, нырнул вниз — туда, где земля, расчерченная линиями дорог, была усыпана крашеными жестяными кровлями. Кирпичные трубы возвышались над заводскими корпусами, жилые районы тонули в зелени. Город приближался, подминая под себя горизонт; стали различимы площади, улицы и бульвары. Локомотив волок длинный состав прочь от громады железнодорожного вокзала. В небе парил пузатый дирижабль.

Земля наклонилась, направляя Егора ко входу в просторный парк, обнесённый основательной чугунной оградой. Среди деревьев блеснула поверхность пруда, показалась и скрылась лодочная станция. Отдыхающие прохаживались по аллеям и сидели на лавках; большой пудель, волоча по земле поводок, с лаем гонялся за голубями.

Не рассчитав скорости, Егор с разлёту врезался пятками в стриженый газон и опрокинулся на бок.

— Вы не ушиблись, товарищ? — спросила женщина, державшая за руку мальчика лет пяти.

— Всё в порядке, не беспокойтесь, пожалуйста, — ответил Егор. — Подскажите, где мне искать Лещевского?

— Лещевского? — задумалась женщина. — Наверное, он в парке, у летней сцены. Посмотрите, вон схема.

— Мама, этот дядя — сыщик? — прошептал малыш.

Егор подошёл к информационному щиту, где был изображён парк со всеми аллеями и постройками. Летняя сцена на схеме была обведена мелом, рядом детской рукой начертано: «здес».

Нижний край щита занимала надпись, сделанная зелёной краской по трафарету, как видно, совсем недавно. Надпись гласила:

«Здравствуйте, авторизованный пользователь Егор Замяшин! Начало сессии: 15-37, код подключения: 7687. Настоятельно рекомендуем — экономьте системное время!»

Егор вошёл в парк и, быстро прошагав по аллее, вымощенной плиткой, свернул на боковую дорожку. Он ориентировался по звуку духового оркестра, который исполнял вальс «Амурские волны». Берёзы и клёны выстроились ровными рядами. Несколько школьников в красных галстуках собирали граблями опавшие листья, другие тащили какие-то ржавые железяки, старую металлическую кровать и пачки газет, перевязанных бечёвкой. Пропустив ребят, Егор двинулся дальше и скоро вышел на площадку перед небольшим дощатым помостом — на нём расположились музыканты. Человек двадцать слушателей собралось перед сценой, несколько пар кружились в танце.

Лещевский был здесь. Он прохаживался между сценой и киоском «Соки — воды», возле которого два милиционера утоляли жажду минералкой. Вот он почти дошёл до киоска, однако развернулся и вновь направился туда, где музыканты в белых рубашках надували пространство грустными звуками. Лицо Лещевского выражало внутреннюю борьбу, брови хмурились. Похоже, он сомневался, не зная, как поступить дальше. Егор вглядывался, фиксируя происходящее, стараясь запомнить каждую деталь. Вот Лещевский постоял у сцены, чуть заметно качнулся, перенося вес тела с пяток на носки, оглянулся и опять направился к киоску. Егор подумал, что на этот раз он дойдёт: в походке Лещевского появилась обречённая целеустремлённость, будто он, наконец, принял тяжёлое решение.

Со скамьи поднялся коренастый мужчина, одетый в тёмный костюм и шляпу с широкими полями, не позволяющими разглядеть лица. Наверное, он работал в газете, или был фотолюбителем, поскольку держал внушительный аппарат, к которому прикручивал на ходу длинный объектив. Чёрные перчатки на руках смотрелись странно: было довольно тепло. Приблизившись к Лещевскому со спины, коренастый вскинул фотоаппарат, прицелился и нажал на спуск. Раздался негромкий щелчок, аппарат выкинул вбок моментальный снимок.

Лещевский, сделав по инерции пару шагов, запнулся и рухнул вперёд. Фотограф втянул голову в плечи и поспешил прочь. Проходя мимо урны, он незаметно опустил туда аппарат. Егор бросился было в погоню, но, досадным образом, никак не мог разминуться с музыкантами, которые закончили играть и, спустившись со сцены, неторопливо шли куда-то все вместе.

— Осторожнее, товарищ! — говорили Егору, который всё не мог выбраться из толпы белых рубашек. — Какой вежливый! Локтями расталкивает…

Когда Егор оказался на свободе, широкополая шляпа была далеко. Мелькнув среди деревьев, она пропала. Смекнув, что фотографа уже не догнать, Егор подошёл к Лещевскому, вокруг которого начали собираться встревоженные прохожие. Тот без признаков жизни лежал на дорожке. Рука неестественно вывернулась, брюки задрались, открывая полоски голого тела над фиолетовыми носками. Левый носок почему-то был надет наизнанку. Фотография валялась рядом. Егор поднял её и внимательно изучил. Матовая бумага была плотной на ощупь, с тупыми кромками. Лещевский на фотографии, вопреки принципу причинности, не шёл, а распластался на дорожке, словно его сняли уже после смерти. Милиционеры, поправляя фуражки, спешили от киоска к месту происшествия.

— Что здесь происходит, граждане? — спросил один из них.

Егор, молча, предъявил фотографию. Милиционер кивнул, и, раскинув руки, начал теснить зевак, отодвигая любопытствующих подальше от тела:

— Проходим, граждане, не задерживаемся… — Напарник помогал ему.

Егор обшарил карманы Лещевского. Из одного достал толстую пачку десятирублёвок, перехваченных резинкой, из другого — большой потемневший от времени ключ, тяжёлый и теплый. Положив находки рядом с телом, Егор ещё раз внимательно оглядел всё вокруг, затем отошёл в сторону и, подпрыгнув, дёрнул кольцо парашюта.

Белоснежный купол с хлопком раскрылся над головой, рванув Егора вверх. Милиционеры отдали честь, несколько человек из собравшейся толпы, задрав головы, помахали руками и тут же отвернулись, боясь упустить что-нибудь любопытное. Парк, уплывал вниз. Он сжимался, втягивая в поле зрения прилегающие дома, которые, в свою очередь, тащили за собой целые улицы и районы. Город окутался дымкой, пошёл дождь. Крупные капли барабанили по белому зонту, держась за который летел Егор. «Хорошо, что я захватил с собой зонт», — подумал он.

— Я закончил, — Егор поморщился от боли в затылке.

Подошёл лаборант — из-под металлического колокола Егор видел его туфли с сетчатыми вставками и края брюк. Негромко заработал мотор электрического привода. Колокол, закрывающий голову, уполз вверх. Лаборант несколько раз щёлкнул тумблерами и отстегнул ремни, фиксирующие Егора в кресле, над которым размещалось оборудование нейроинтерфейса. Готовя шприц с лекарством, подошёл врач.

— Как чувствуете? — он протёр спиртом руку и ловко всадил иглу.

— Нормально, — отозвался Егор, с нетерпением ожидая, когда препарат начнёт действовать.

— Не забудьте через часик заглянуть в санчасть. Вы чем-то расстроены?

— Помните Лещевского?

— Конечно, он, как и вы, из полиции…

— Его убили сегодня, совсем недавно.

— Да вы что? — всполошился врач, и его седые брови вскинулись кверху. — Вот жизнь! Вы поэтому сегодня здесь?

— К сожалению, да…

Егор вышел в тамбур и, расписавшись в журнале у дежурного, нажал кнопку магнитного замка.

С диванчика, стоявшего в коридоре, поднялась женщина. Это была знакомая системщица из мэрии. Кивнув Егору, она поспешно забежала в дверь, которую он вынужден был придержать.

— Дама! — встрепенулся дежурный, подскакивая со своего места и хватаясь за кобуру. — В первый раз что ли? Выходим, ждём, пока дверь закроется, прикладываем карточку, заходим… Тут аналитический центр, а не балаган!

— Развели секретность! — фыркнула системщица, обращаясь к Егору. Он пожал плечами и пошёл к выходу на лестницу, где был пост охраны. Этажом ниже шёл ремонт, оттуда пахло краской, слышалось урчание и взвизгивание электрических инструментов. Спустившись ещё на этаж, Егор дошёл до кабинета шефа и открыл дверь, на которой значилось: майор Палагин Э. А.

— Заходи, Замяшин, — сказал шеф со своего места за столом. — Мы тебя ждём. Кроме него в кабинете был следователь Воробьёв, который, стоя у окна, негромко говорил по мобильному телефону, а также двое молодых людей — парень и девушка, по виду напоминающие курсантов. Они скромно сидели возле стены на стульях для посетителей.

— Стажёры Лещевского, — кивнул на них шеф. — Сегодня должны были первый раз войти в Систему.

— Они в курсе случившегося, Эдуард Александрович?

— Конечно…

— Всё так неожиданно, — подала голос девушка, но тон её свидетельствовал о том, что говорит она это скорее из приличия.

Парень вяло кивнул. Видимо, смерть Лещевского оставила стажёров равнодушными, и это было неприятно. Хотя они и виделись-то со своим куратором, наверное, всего пару раз…

— Что удалось выяснить? — спросил Воробьёв.

— Стреляли с близкого расстояния, — начал Егор. — Оружие находится неподалёку — скорее всего, в урне или мусорном баке.

— Уже нашли, — буркнул Воробьёв. — Отпечатков нет.

— Преступник был в перчатках. Рост где-то метр семьдесят, плотно сбитый, широкоплечий, сразу видно – спортсмен, бегает быстро.

— Негусто…

— Есть данные насчёт мотива! Лещевскому заплатили, чтобы пропустить кого-то, куда не положено, или за доступ к некой информации. Что ещё может символизировать ключ?

— Лещевского подкупили?! — воскликнул Эдуард Александрович.

— Да, — твёрдо произнёс Егор, — я уверен. Возможно, он раскаялся или испугался. Его убили, когда поняли, что он собирается сдаваться. И если ключ относится к его профессиональной деятельности…

— По-моему, пора подключать ФСБ, — сказал Воробьёв.

— Да погодите вы! — перебил шеф. — Не порите горячку… Кроме мнения системщика нужны улики. Перенастроим фильтры поиска и расширим базу — глядишь, сумеем зацепиться за что-нибудь. Выручишь ещё разок, Замяшин?

— Мне теперь деваться некуда.

— За повторное подключение получишь два отгула, чтобы отмигренил нормально.

— Буду готов через полчаса...

— Молодец! — Эдуард Александрович поднялся со своего места. — Я к настройщикам и за санкцией. А ты пока отдохни, со стажёрами познакомься, вам теперь вместе работать.

Шеф грузной поступью покинул кабинет, за ним, ощупав цепким взглядом остающихся, выскользнул Воробьёв.

Егор подошёл к окну и, сняв с подоконника пачку распечаток, раскрыл запылённую створку. С улицы пахнуло сентябрьской свежестью. Шум проезжающих автомобилей отдавался болью в затылке. Вспомнилось, как восемь лет назад он первый раз вошёл в это здание, сам будучи стажёром. Владимир Лещевский уже тогда работал здесь, и помогал ему стать квалифицированным системщиком. А теперь вот получил пулю в голову… Неизвестно, чем ещё закончится эта история. Егор снова ощутил в руке металлическую тяжесть ключа. Что это за ключ? Музейный экспонат просто… Им, наверное, можно открыть какой-нибудь здоровенный, окованный железом ларь, или крепостные ворота средневекового города…

Он посмотрел на стажёров. Девушка поймала его взгляд и, привстав, представилась:

— Софья…

— Пётр, — сказал парень, поднимаясь. — Мы учимся на четвёртом курсе Академии. — Кто-нибудь знает, где находится кофейный автомат? — спросил Егор. — Принесите мне, пожалуйста, двойной, чёрный… Голова раскалывается.

Стажёры кивнули и вдвоём вышли за дверь. «На такое задание — не иначе как вместе», — язвительно подумал Егор. Он снова взглянул в окно, из которого был виден внутренний двор здания. Шлагбаум поднялся, пропуская микроавтобус с тонированными стёклами. Охранник указал водителю на дверь запасного выхода, тот кивнул и припарковался рядом. Из микроавтобуса выбрались люди в рабочих комбинезонах — человек восемь. Они стали выгружать на асфальт пластиковые ящики и чемоданчики с инструментами.

Лязгнул замок, железная дверь запасного выхода открылась, выпуская старшего охранника смены.

— Погодите разгружаться! — сказал он. — Пораньше не могли приехать? Явились под конец рабочего дня… Приходите завтра утром — оформим всё как положено.

Он развернулся и собрался закрыть дверь, но один из рабочих, видно бригадир, подбежал к нему и, придерживая за рукав, напористо заговорил:

— Командир! Командир, так не пойдёт, япошкина мать! У нас сроки. Ремонт надо заканчивать. На следующей неделе третий этаж сдаём, начальство за горло держит!

— У вас сроки, а у нас режим, — возразил охранник.

— Ну и что, режим? Заявка есть? Есть! Вот паспорта, — бригадир протянул пачку документов. — Проверяй по списку, всё сходится. Полный, япошкина мать, порядок! Сопровождающему позвонили — скоро подойдёт. Чего тебе ещё надо?

— Что в ящиках? — спросил охранник.

— Пулемёты, что же ещё, — хитро усмехнулся бригадир, и рабочие, стоявшие за его спиной, загоготали. — Да ладно, начальник, расслабься, инструменты там. Перфораторы, болгарки, плиткорез… Мы где только не работали, япошкина мать. Ваш аналитический центр нам — на закуску. В банках работали сколько раз, и нормально… Всё будет тип-топ, вот увидишь…

— Без сопровождающего не пущу, — сдаваясь, сказал охранник.

— Само собой! — заверил бригадир. — Парни, слышали? По зданию не шляться, япошкина мать, только в сопровождении… И чтоб никаких у меня!

Рабочие покивали и, присев на ящики, достали сигареты.

— Ваш кофе! — раздался за спиной голос Софьи. Она глянула на строительную бригаду из-за плеча Егора и протянула пластиковый стаканчик.

— Ходите, как кошки, — сказал Егор, — будто подкрадываетесь. – Он не слышал, как стажёры вернулись.

Петр разглядывал плакат на стене, изображающий системщика во время подключения. Стрелки показывали потоки информации, которыми мозг через шлем нейроинтерфейса обменивается с серверами аналитического центра. Другие стрелки символизировали внешнюю информацию: интернет, масс-медиа, видеорегистрацию, электронные данные о гражданах и учреждениях, обновляемые статистические базы… Специальный софт изображался прямоугольником. Стрелка с вопросительным знаком, утыкавшаяся в него, на выходе превращалась в стрелку с восклицательным…

— Как Система понимает, что именно вы хотите узнать? — спросил Пётр; Егора покоробило от неуместности его деловитого любопытства в такой день.

— Это как запрос в поисковике, — сказал он сухо. — Только вместо запроса – мысль. Подумал — получаешь от Системы информационный отклик. Его ещё надо растолковать: в нём много личного, как в сновидении. Физиологически, вход в Систему — почти сон.

— Значит, нам постоянно будут сниться преступления, — произнесла Софья.

— Не обязательно оставаться в нашем отделе, — посмотрел ей в глаза Егор. Экономическое планирование, политика, разведка — системщики везде нужны… Если Система вас примет, конечно: не так уж много тех, кого она принимает.

— У нас хорошие тесты, — задрал подбородок Пётр.

Егор хмыкнул.

— А у вас есть свой метод подключения? — спросила Софья.

— Подключение в стиле ретро.

— Как это?

— Долго объяснять…

Открылась дверь, в кабинет вошёл Эдуард Александрович:

— Замяшин, готов? Пошли на четвёртый. Санкция есть.

— Мы тоже будем присутствовать? — спросила Софья.

— Сегодня поприсутствуете на диванчике в коридоре, — нахмурился шеф.

Егор шёл вдоль длинной кирпичной стены, лишённой окон. Он обходил кругом унылое здание, которое, должно быть, строили в своё время заключённые или пленные немцы. Стрелки, нарисованные мелом на стене, указывали направление. Они вели во внутренний двор. Большой лозунг занимал весь торец здания. «…будет жить!», — различалось в густеющей темноте…

Дождь штриховал город, скрадывая звуки и рассеивая свет редких фонарей. Капли воды сыпались сверху, наполняя мутные лужи, пестревшие от множества всплесков. Тянуло осенней сыростью и дымом. Где-то вдалеке сирена несколько раз провыла сигнал воздушной тревоги и захлебнулась влагой, которая была повсюду.

Зайдя за угол, Егор поднырнул под облезлый шлагбаум и прошёл во двор. Здесь окна были — многие светились изнутри, порой демонстрируя на шторах театр теней, но кто именно двигался там, оставалось тайной. Повсюду стояли разбитые деревянные ящики, валялся бумажный мусор, перемешанный с обрывками целлофана. Ржавое ведро, пугливо громыхнув, выскочило из-под ног и спряталось во мраке.

Напротив шлагбаума к стене здания прилепился небольшой козырёк, защищающий от дождя деревянную дверь, в которой куски разномастной фанеры заменяли разбитые стёкла. Дверь была закрыта. Сквозь грязное окно, расположенное рядом, виднелись ступени, ведущие к проходной. Пожилой усатый вахтёр в бесформенном кителе прихлёбывал чай из жестяной кружки, настраивая радиоприёмник.

Просторный навес покрывал дальний угол двора. Там прятались от дождя люди, которых Егор сначала принял за цыган, но, подойдя ближе, понял, что это духовой оркестр из парка. Примус стоял на ящике, жёлтые огоньки облизывали днище кастрюльки, в которой варились макароны. Музыканты были сосредоточенны и молчаливы. Они сидели на досках; многие протирали ветошью и без того блестящие инструменты, проверяли плавность хода поршней и вентилей. Трубач из пороховницы заряжал свой инструмент с дульной части, словно мушкет.

Валторнист зачерпнул из кастрюльки алюминиевой ложкой и, подув на неё, с шумом втянул в рот несколько макаронин.

— Пора, япошкина мать! — значительно сказал он.

Музыканты поднялись и, захватив инструменты, пошли ко входу в здание. Повесив свой инструмент на ремень, перекинутый через плечо, впереди других шествовал валторнист. Одной рукой он держал кастрюлю, другой достал ключ — такой же, как был в кармане Лещевского. Подойдя к двери, вставил ключ в скважину и отомкнул замок.

— Пропуска предъявляем… — равнодушно проговорил вахтёр, заметив посетителей.

Валторнист остановился рядом с проходной, поставив кастрюлю на стойку. Музыканты стали брать макаронины, и, предъявляя их старику, проходили на другую сторону турникета. Оттуда они незаметно накидывали свои пропуска ему на уши. Вахтер вздрагивал, но не понимал в чём дело. Он оглядывался по сторонам, подозрительно щурился на музыкантов, зачем-то открывал и снова закрывал лежащую перед ним потрёпанную тетрадь. И лишь когда все посетители уже миновали его пост, липкая макаронная масса соскользнула с уха и шлёпнулась на стол. Вахтёр секунду хлопал глазами, а затем подскочил и заковылял вслед музыкантам, которые начали уже подниматься по лестнице.

— Немедленно остановитесь! — грозно закричал он, а затем, видя, что его не слушают, достал из кармана жестяной свисток и пронзительно засвистел. Музыканты мгновенно кинулись врассыпную и залегли, выставив перед собой инструменты. Свист не задел никого, кроме замешкавшегося трубача, который рухнул как подкошенный, выпустив из рук свой альтово-сопрановый мушкет, так ни разу не выстреливший.

«Сейчас начнётся!» — подумал Егор, приседая на корточки.

Оркестр заиграл. Флюгельгорн бегло исполнил мажорную гамму и вахтёр, изрешечённый нотами, ойкнул, заваливаясь на бок. Однако в коридорах уже мелькали красноармейцы. Они принялись обстреливать музыкантов из винтовок и автоматов. Оркестр отвечал слаженным «Полётом валькирий» Вагнера. Пули и ноты, заполнившие вестибюль, сталкивались между собой и рикошетили от стен, кромсали дощатый пол, отбивали штукатурку. С потолка сыпалась извёстка, звенели разнесённые вдребезги стёкла.

— На четвёртый, пока не очухались! — крикнул валторнист, и Егор неожиданно понял, что это за здание и чем собираются завладеть музыканты на четвёртом этаже. Отпрянув от двери, он выскочил на середину двора и, размазывая по лицу дождевую воду, оглядел стены. Пожарная лестница не доставала до земли, но Егор, разбежавшись, сумел подпрыгнуть и уцепиться за нижнюю ступеньку. Подтянувшись, он забрался на лестницу и, оскальзываясь, полез выше. Окно на четвёртом этаже было освещено и открыто. Стажёр Пётр ждал там, протягивая руку. Егор ухватился за эту руку и был немедленно втянут внутрь, а затем ловким приёмом разложен на полу лицом вниз и крепко связан прочным шнуром. Пётр посадил его, прислонив к батарее парового отопления, и засунул в рот свёрнутую тряпку. Софья стояла рядом, держа в руках две скрипки.

Внутренний вид учреждения, куда попал Егор, давил монументальным убожеством. Грибница проводов раскинулась по высокому потолку, кое-где взбухая пыльными шляпками плафонов. Обшарпанный линолеум покрывал пол. Множество входов в какие-то помещения, располагались по обеим сторонам коридора в шахматном порядке, как будто для того, чтобы потрёпанным видом не смущать друг друга. Небольшой диванчик примостился напротив массивной двери, над которой имелась вывеска: «Парикмахерская». Маленькое окошко в двери было закрыто, словно глаз, зажмуренный от страха. Часовой у двери теребил ремень автомата, напряжённо прислушиваясь к звукам, доносящимся снизу.

Одну скрипку Софья отдала Петру, который прошёл вдоль коридора к выходу на лестницу и затаился там. Тогда Софья, театрально ломаясь, заголосила:

— Мы все погибнем! — кричала она. — На помощь! Эти звери нас растерзают! Спрячьте меня, я боюсь!

— Да замолчи ты! — взвизгнул солдатик у двери, но Софья не унималась, и тогда он, всхлипывая, забарабанил в дверь. — Совенко! Открой скорее… Пусти меня внутрь… К чёрту устав, я жить хочу!

Окошечко в двери открылось, и перепуганный Совенко торопливо зашептал:

— Стой, где стоишь, им сюда не добра…

Больше он ничего не успел сказать, поскольку Софья, используя скрипку как лук, натянула тугую струну и со звоном пустила смертоносный смычок, попав Совенко в горло. Тот поперхнулся и рухнул вглубь парикмахерской. Часовой перед дверью хотел поднять автомат, но две ноты соль, сыгранные пиццикато, сразили и его. Софья подскочила к двери, запустила руку в окошечко и открыла щеколду. Пётр покинул позицию у лестничного марша и скрылся в парикмахерской. Через минуту он показался вновь, держа под мышкой сушилку для волос, выполненную в виде колпака, который надвигают на голову. Не глядя на Егора, стажёры по очереди встали на подоконник и, перебравшись на пожарную лестницу, потащили свой трофей на крышу. Последнее, что заметил Егор, был дирижабль, снижающийся над зданием…

Очнувшись, Егор понял, что прогноз, полученный от Системы, никуда не годится. Вернее, сам прогноз был достоверным, но устаревшим, о чём говорили автоматные очереди и хлопки пистолетных выстрелов неподалёку. Уже поздно было кого-либо предупреждать…

Лаборант не спешил освободить Егора от ремней и снять с головы шлем-колокол.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — негромко позвал Егор.

— Очнулись? — спросил Пётр, подходя к креслу. — Как там — в Системе?

Егор не мог видеть стажёра — мешал шлем.

— В Системе нормально, узнал много нового. Ты как сюда попал?

— Вошёл… — Пётр со стуком положил что-то на столик для мониторов и вручную поднял колокол. Движения стажёра были быстрыми, выражение лица не сулило ничего хорошего. На столике — пистолет с глушителем. Вывернув шею, Егор увидел позади себя на полу лаборантские ноги в туфлях и белый халат доктора, вымазанный красным.

— Я на вашем месте слишком уж не вертелся бы… — заметил стажёр, звякая каким-то инструментом над головой Егора. Похоже, он откручивал от штатива шлем.

Егор незаметно испытал стягивающие его ремни на прочность, но они держали крепко, а значит, быстро освободиться не получится.

— Пётр, ты как? — крикнула из тамбура Софья.

— Две минуты, и уходим…

— Знаешь, почему я ещё жив? — тихо спросил Егор.

— Почему же?

— Потому что узнал в Системе важную для тебя информацию.

— А я думал, потому что пристёгнуты, и не сможете помешать. Хотя не поздно всё исправить.

— В смысле — отстегнуть меня?

— Нет, в другом смысле… А информации никакой нет. Иначе где бы я сейчас был?

— Вы сейчас потащите нейроинтерфейс на крышу, там вас будет ждать вертолёт, — сказал Егор. — Верно? Надеешься, те, кто вас послал сюда, сделают тебя системщиком?

— Почему нет? — спросил Пётр, его голос слегка дрогнул.

— Потому что они духовики. А вы — струнники.

— Не понял? — Пётр отступил на шаг и глянул Егору в лицо.

— И не поймёшь! — жёстко сказал Егор. — Вспомни, что случилось с Лещевским…

— Лещевский решил пойти на попятную и всех сдать.

— Дело не в этом. Его бы всё равно убили, как убьют Софью и тебя.

— Пётр, помочь? — раздался нетерпеливый голос Софьи.

— Держи коридор, я почти закончил, — крикнул в ответ Пётр, снова принимаясь откручивать шлем. — Спасибо за важную информацию, — сказал он Егору.

— То, что вас грохнут на крыше, не важная информация, а очевидный факт, простой, как дырка в голове, — усмехнулся Егор.

— Тогда о чём речь? — дёрнулся Пётр.

— Слушай меня… — зашептал Егор, и стажёр невольно подался ближе. — Самое важное во всём этом деле то, что ты до сих пор никого не убил. Я знаю — всех в этой комнате положила она, — Егор кивнул на дверь в тамбур. — Система подсказала. Тебе светит лет пять — это лучше, чем смерть! У Софьи другой дороги нет, только на крышу… Но не у тебя!

Ты вообще можешь выйти из этой истории героем. Понял? Скажи-ка мне, кто ты? — Егор сделал паузу. — Ты стажёр! Ты тут ни при чём! Тебе сказали прийти в аналитический центр? Ты пришёл. Куратор велел сидеть на диванчике? Ты сидел и никого не трогал!

Вдруг стрельба, крики… Софья достаёт оружие и давай по всем палить. Потом наставила ствол на тебя и велела скручивать шлем со штатива…

Стажёр протянул руку и взял со столика пистолет. Егор запнулся, и продолжал сдавленным голосом:

— …велела скручивать — ты начал скручивать. Но ты, Пётр, не кто-нибудь, а курсант Академии… Четвёртого, между прочим, курса… Присягу принимал… Принимал? — Стажёр кивнул. — И ты, улучив момент, завладел оружием и…

— Пётр, чего ты ждёшь? – крикнула Софья, появляясь на пороге.

Пётр вздрогнул и, обернувшись, как-то неловко, словно не хотел этого делать, поднял руку с пистолетом. Раздался хлопок. Софья завалилась на бок.

— Молодец! — торопливо заговорил Егор, тщетно пытаясь высвободить руки. — Сделал всё правильно… Но меня не надо… Я свидетель, я за тебя! Так и скажу — проявил героизм, спас мне жизнь. И Систему защитил! Может, тебя и к награде… Расстегни меня скорее. Слышишь, Пётр? Скорее!

Стажёр, словно сомнамбула, принялся расстёгивать ремни. Как только одна рука у Егора оказалась свободной, он начал помогать Петру. Освободившись, велел:

— Быстро закрой дверь!

Пётр, перешагнув через тело напарницы, выбрался в тамбур. Он захлопнул тяжёлую металлическую дверь и несколько раз щёлкнул замком. Егор тихонько подобрался сзади, поднял с пола пистолет Софьи и, размахнувшись, рукояткой стукнул стажёра по затылку. Тот обмяк и выронил оружие. Егор подхватил стажёра и, дотащив до кресла, в котором недавно сидел сам, тщательно пристегнул всеми ремнями.

— Посиди-ка здесь! Ты же хотел… Голова немного поболит… Что ж, и у меня болит… Повторное подключение — это тебе не шутка!

Пётр зашевелился, но Егор уже склонился над лаборантом и врачом. Им было не помочь, как и охраннику в тамбуре. Софья стреляла метко.

Тогда Егор осмотрел шлем-колокол, наполовину открученный от штатива, и кожух, скрывающий контейнер с искусственными нейронами. Всё было цело.

Трубка телефонного аппарата молчала и Егор, некоторое время послушав тишину, повесил трубку на место. Он проверил обоймы в пистолетах стажёров и охранника. Приготовив оружие, затаился у двери…

Выстрелы снаружи продолжались, но стали редкими. Надрывались сирены, стрекотал вертолёт. Что-то объявляли в громкоговоритель.

Егор опасался, что налётчики попытаются ворваться к нему, но этого не происходило. Он понял, что всё заканчивается. Скоро стрельба стихла. Через некоторое время коридор по ту сторону двери наполнился шумом. Топали тяжёлые ботинки, раздавались команды, то и дело слышались переговоры по рации. Кто-то подёргал ручку.

– Замяшин, ты здесь? – раздался голос Эдуарда Александровича. И тогда Егор, опустив пистолет, открыл дверь…