Конец одинокого путника
Моя боль никогда не спит. Стоит очнуться — она тут как тут. Я начинаю ворочаться, ища облегчения, земля расступается, но мне только хуже. Боль гонит меня прочь из ямы, теперь она — голос Старухи: «Ступай к Дому. Найди одинокого путника. Убей!»
Господи, помоги, я не хочу убивать! Нет, не поможешь ты висельнику, нет мне прощенья…
Я думал, петля станет концом, но это всего лишь ошейник. Его не снять, и Старуха, как пса, натравила меня на врагов. Ведьма! Знала заветное слово, а кровь младенца… У-у-у! Кровь жжёт меня огнём. Как я желаю смерти! Но чары сильнее, они не ослабнут, пока не убью. Я не хочу убивать!
Старухи давно уже нет, её кости истлели. Какое ей дело до пса? А я — разве могу перегрызть себе глотку? У-у-у! Люди, бегите! Я вою, чтобы вы ушли с моего пути.
Сколько лет я лежу в яме — каждый раз, пока не проснусь? Дорога к Дому совсем заросла. Было время, здесь ездили на лошадях, затем — всё реже — в ревущих стальных экипажах; потом перестали ездить вовсе. Дом разобрали по кирпичику, в ветвях уцелевших лип гнездятся грачи. Тут нет больше врагов, отпусти меня, Старуха! Почему полная луна не умрёт вслед за тобой? Почему ещё живы осень и ночь? У-у-у, зачем я надел ошейник?!
Парк перед Домом стал лесом. Кто там стоит в темноте? У-у-у, прочь, человек, спасайся, я не владею собой! Дыбится шерсть на загривке, я понимаю, что вдруг разучился ходить. Валюсь вперёд, но руки пропали — падение смягчают лапы. Сотни запахов кидаются на меня, а я кидаюсь к тому, чей запах теперь значит всё. «Убей!» — визжит Старуха, которой давно уже нет.
Но что это? Сеть? Я вишу над землёй, лапы не могут зацепить ничего, кроме воздуха. Тот, кто ждал меня, подходит; в одной руке острый кол, ладонь другой — прижата к уху.
— Ваша информация подтвердилась, — говорит он. — Заложный покойник — я взял его… Нет, своими глазами видел, как перекинулся… Несите бензин, тело надо сжечь.
Убрав что-то в карман, он берётся обеими руками за кол, заносит для удара…
Господи, всё-таки ты простил меня!