Истинный цвет разочарования
1.
— Я больше не стану давать тебе денег вперёд, — отрезал торговец Кумех-Тан. — Положение изменилось. Перед Празднествами много охотников съехалось в город, а когда веселье закончится, кое-кто бросит здесь якорь. Хитрец Схо, Гулиген, Алемиоль — они точно останутся. Знаешь, сколько я плачу им за каждого разочарованного? Шесть монет!
— Были времена, ты платил десять, — сказал Руммах.
— Были времена, когда сила магии не знала предела, — засмеялся Кумех-Тан. — Слышал эту сказку? Не нравится цена — обходи стороной мой корабль. Если приведёшь невинную девушку, к тому же молодую и красивую, получишь восемь. Но только после того, как я посажу птаху в клетку.
Кумех-Тан с усилием поднял своё грузное тело из обитого замшей кресла, давая понять, что разговор окончен. Руммах развернулся и, поклонившись низкой притолоке, вышел на палубу. Четверо воинов, сидя на ящиках, играли в кости. Копья стояли рядом, прислонённые к мачте. Руммах махнул рукой на прощанье, но никто не сделал ответного жеста.
Деревянные сходни заскрипели под ногами. Перебравшись на берег, Руммах зашагал прочь от моря, направляясь внутрь городской стены.
Солнце щедро заливало улочки портового района теплом и светом. В дни чествования Небесной Матери всегда ясно. Гудели насекомые, в воздухе чувствовался пряный дымок от жаровен, в которые горожане кидали шарики благовоний. В тени забора дремала дворняга. Двое мальчишек, зачерпнув из колодца воды, украдкой шептали над ведром Пьяное заклинание. Они настороженно уставились на подошедшего Руммаха.
— Дай сюда! — велел он, забирая ведро. — Малы ещё…
Мальчишки бросились наутёк. Охватив губами деревянный скользкий край, Руммах сделал несколько жадных глотков, чувствуя, как хмельной напиток приятно растекается внутри. Неплохо бы наполнить вином флягу, но человек, в дни Празднеств запасающий вино, выглядит подозрительно.
Смех торговца, казалось, ещё звучал в ушах. Руммах ощутил жгучую ненависть к этому куску сала. Подонок! Делает работу чужими руками и получает барыши. Попробовал бы с кристаллом пройтись по городу!
Однажды Руммах видел, как толпа растерзала охотника. Всё произошло в считанные минуты. Когда подоспела стража, задерживать было некого — окровавленное тело валялось в пыли. Тогда хотелось одного — бежать прочь, но благоразумие победило страх, и, обливаясь липким потом, Руммах застыл на месте, в то время, как возбуждённые горожане толклись вокруг, напирая и вытягивая шеи. Рыжая торговка в переднике взволнованно объясняла всем: «Вижу, эта дурища ему в рот глядит, сомлела вся, а он камушек-то в пальцах так и крутит!»
Тогда Руммах понял, что следует сделать кристалл незаметным. Купил у ювелира недорогой перстень, вытащил из оправы цветную стекляшку и вставил туда кристалл. Перстень, развёрнутый камнем к ладони, выглядит как обычное кольцо, а в нужный момент легко прикоснуться к кристаллу разочарования…
Перстень и теперь при нём. Быстро глянув по сторонам, Руммах достал его из-за пазухи и надел на палец. Сколько раз еще суждено ему сотворить заклятие разочарования, наблюдая, как жертва меняется в лице? Рано или поздно всё кончится — никто из охотников не умирает своей смертью. Как тяжко чувствовать себя ночным хищником, который крадётся к загону со скотом, ожидая, что в любой момент на него спустят свору свирепых псов. Не проще ли выйти на площадь и крикнуть: «Я сын Ночи!» Или с обрыва броситься в море…
Нет, идите в бездну, псы! Руммах ещё поживёт! Сегодня, когда все беспечны, самое время для охоты. Пока деньги не забрали другие — те, про которых говорил торговец. Вот бы встретиться с ними! Посмотреть, кто за шесть монет готов рисковать головой…
— Эй, ты почему такой хмурый? — игривый голос прервал размышления Руммаха.
Румяная пышная женщина, перегнувшись через каменную ограду, широко улыбалась. Глаза с поволокой, значит, магия уже действует. Какой знакомый взгляд! Они все глядят так, и верят любой чуши, которую расскажешь. Можно представиться моряком, звездочётом или дрессировщиком хищных зверей. Обещать что угодно... Всё равно они идут за тобой — очарованные, беспечные, окрылённые сладкой мечтой. Чем выше уносит надежда, тем ужасней падение. Как вздрагивают они, когда, коснувшись кристалла, шепчешь заклинание…
Провалиться вам со своими мечтами! Он устал надувать эти мыльные пузыри. Руммах сжал руку в кулак, почувствовав пульсацию кристалла. Игривая толстуха отшатнулась. Не промолвив ни слова, она стала пятиться вглубь своего дворика. Губы обиженно скривились, плечи опустились. Ничего, скоро придёт в себя. Ей сегодня повезло — соседи рядом, да и прохожие могут обратить внимание на подозрительного незнакомца.
Придётся поискать другую. Лучше пойти на площадь — в сутолоке легче найти подходящую жертву, и люди не всегда замечают, что творится у них под носом. Впрочем, везде надо держать ухо востро.
Хорошо бы сейчас иметь в кармане пару монет, вот было бы здорово! Руммах представил, что сегодня можно предаться отдыху… Купить побольше еды, а вино в этот день всегда льётся рекой — в свой праздник Небесная Мать не отказывает никому из тех, кто желает выпить в её честь. Любой забулдыга может зачерпнуть воды и сотворить Пьяное заклятье. Но только не Руммах, ведь он давно связан с магией Ночи.
Угрюмому подростку, каким он был, казалось заманчивым получить власть над женщинами. Он ошибался, думая, что заставит полюбить себя. Женщины, очаровываясь, даже не замечают его. Смотрят — и видят кого-то другого. А разочарованные… Им всё равно, но если бы могли, они бы его ненавидели.
Теперь ничего не изменить. Магия Ночи метит человека на всю жизнь. Руммаху не доступно ни одно Светлое заклинание, а когда их произносят другие, он вынужден страдать. С кем бы он ни общался, его сущность рано или поздно раскроется, поэтому у него нет ни друзей, ни знакомых. Кто протянет руку изгою? Даст работу, позволяющую прокормиться? Только Кумех-Тан платит ему деньги. Пропади пропадом его жадность!
2.
По мере приближения к центру города улицы становились чище и просторней, всё больше гуляющих попадалось навстречу. Дома крыты не щепой, а черепицей или морскими раковинами. На углу монах с ящиком для сбора пожертвований, по обычаю, читал нараспев легенду, известную всякому. Двое маленьких ребятишек пристроились рядом, раскрыв рты. Их лица выражали любопытство.
— Были времена, когда сила магии не знала предела, — тянул монах.
У него эта фраза звучала почтительно — совсем иначе, чем в устах Кумех-Тана.
Не ведая, зачем он это делает, Руммах остановился и стал слушать. На мгновенье он почувствовал себя ребёнком, который не знает окончания легенды, и тихий бубенчик надежды дрогнул где-то вдалеке. Стыдясь своей наивности, Руммах внимал певучим словам:
— …не знала предела, ведь некому было заклятьями истощать её. Во всём мире жили двое — Небесная Дева и мрачный великан, обитавший в пещере, на вершине горы Оснутиатис. Великан хотел обладать Девой, но был злобен и нечист, Дева лишь потешалась над ним.
«Приди, согрей моё ложе!» — смеясь, кричала она великану и нежилась в облачной перине, а Великан лишь скрежетал зубами, стоя на краю обрыва.
«Настанет день, ты почувствуешь, как глубока может быть пропасть, — сказал он, — и познаешь разочарование».
С этими словами великан скрылся в пещере и не выходил оттуда тысячу лет, а когда появился вновь, его шею охватывала цепь, на которой был подвешен кристалл, отблёскивающий на солнце мрачным фиолетовым светом. Кристалл, добытый в недрах горы, обладал огромной магической силой. Невозможно было противостоять ей. Сердце Небесной Девы вдруг сжалось от неизведанного ранее трепетного и сладкого чувства. Дивная музыка зазвучала вокруг. «Мы будем счастливы вместе», — подумала Дева и спустилась с небес.
«Любимый, я пришла к тебе!» — сказала она великану.
А тот прикоснулся к кристаллу, и гром расколол мир на части — так показалось Деве — и почва ушла из-под ног, открывая бездну.
«Твоя душа – сухая трава, — произнёс великан заклинанье, — а воля моя — огонь. Вспыхнула ярко надежда, лишь пепел остался теперь. Познай глубину разочарования!»
Магия волшебного камня была столь сильна, а отчаяние, охватившее Деву, так глубоко, что сделалось ей всё вокруг безразлично, и стал великан её властелином. Он владел своей рабыней, когда вздумается, а после лежал, развалясь; она же искала насекомых в его нечёсаных, грязных волосах.
Однажды цепочка, державшая Кристалл Разочарования на шее великана, лопнула. Магический камень ударился о скалу и распался на множество осколков, которые полетели вниз с высокой горы Оснутиатис и рассеялись по миру. В тот же миг невольница почувствовала, что свободна, и ушла прочь от пещеры, а великан её не нашёл. Но путь на небо ей был заказан, ведь в чреве носила она детей великана.
В свой срок разрешилась Небесная Мать от бремени, дав начало человеческому роду. Незримая, бродит она по миру, помогая своим детям, а тех, кто живёт обманом, лишает материнской любви…
Монах сделал паузу и посмотрел на Руммаха. Опустив глаза и сутулясь, тот поспешно направился дальше.
Нет! Монах не поведал ничего нового. Имей Руммах деньги, он не пожертвовал бы и медяка храму той, что лишила его любви…
3.
Казалось, полгорода собралось на центральной площади. Толпа обступила дощатый помост, где актёры разыгрывали уморительное представление. Зрители покатывались со смеха и ревели от восторга. Пищали дудки, громыхал барабан, пахло свежеиспеченными лепёшками и жареным мясом. Жонглёры в зелёных колпаках быстро и ловко перебрасывались десятком спелых плодов, успевая между делом откусывать от них, чем вызывали одобрительный и весёлый гомон публики.
Вглядываясь в толпу, Руммах неторопливо обходил кругом площадь. Лёгкие платки девушек, головные уборы замужних женщин, украшенные вышивкой… Лица самые разные — красивые и не очень, молодые и старые, но все веселы. Мелькнул букетик цветов — его обладательница заливисто хохотала, облокотясь на руку своего спутника. Серая накидка заслонила на мгновение счастливую парочку, и тут же сама скрылась из вида. Руммах успел заметить только красивые тонкие пальцы, перебирающие «бусы судьбы», и локон каштановых волос, выбившийся из-под капюшона. «Печенье! Дёшево!» — заорал в самое ухо здоровяк с корзиной и плечом раздвинул толпу, пробираясь куда-то…
Руммах плыл вместе со всеми, прихотливое людское теченье медленно кружило его, словно щепку, попавшую в водоворот. Вспомнилось детство — тогда он любил, сидя на мостике, кидать в реку всякий сор. Прохладная вода нежно журчала, лаская босые ноги. Палочки и куски коры с тихим плеском отправлялись в долгое путешествие, приятное, как солнечный день. Тростник, кланяясь ветру, шептал что-то на своём языке, который становился понятен, если долго вслушиваться. Куда всё это делось? Комок подступил к горлу, слёзы навернулись на глаза. Небесная Мать, ты несправедлива! Руммах оглянулся назад. Все его кораблики занесло в стоячую заводь, где они покачивались в тине вместе с клочьями грязной пены и разлагающейся мёртвой рыбиной.
Опомнившись, Руммах посмотрел по сторонам. Шорох тростника затих, перестав заглушать остальные звуки, но Руммах успел услышать нечто важное. Сейчас он соберётся с мыслями, и поймёт…
Вольер для поединков боевых ящериц, возле которого стоял Руммах, был сколочен из жердей. Собравшиеся вокруг люди ожидали интересного зрелища. «Делайте ваши ставки!» — приглашал владелец аттракциона, одетый в костюм с блёстками.
— Помоги мне определиться, я не знаю на кого ставить, — с улыбкой обратилась к Руммаху незнакомка в свободной серой накидке. Лёгкая ткань скрывала всю её фигуру. Капюшон защищал голову от солнца. Женщина отвела со щеки каштановый локон. — Поможешь?
Руммах оторопел, так незнакомка была красива. Не той вульгарной красотой, какая продаётся за деньги в портовом районе. И не мраморной красотой статуи из Непорочного сада. Так может выглядеть Небесная Мать, если вздумает явить смертным свой облик. Ростом не ниже Руммаха, но не сутулая, как он, а стройная и лёгкая.
Руммах облизнул пересохшие губы. Украдкой огляделся. Никто не обращал на них внимания. Заговорить, очаровать… Она последует за ним куда угодно... Вывести подальше от чужих глаз, а там — перстень на пальце, достаточно лишь сжать руку в кулак… Можно овладеть ей где-нибудь на берегу моря, перед тем, как передать гребцам с корабля Кумех-Тана.
Разочарование убьёт её красоту. Взор потускнеет, лицо сделается бледным, и она станет со всем соглашаться. Может и улыбаться, если велеть. Но это будет улыбка мёртвого тела, из которого вынули душу…
Тина подступила к самому горлу, в ноздри ударил сырой гнилостный запах. Ещё мгновение, и зловонная жижа сомкнётся над головой. И вдруг, — словно прогремел гонг,— Руммах понял, что хотел сказать ему тростник, и ринулся к проточной воде, оттолкнув руками большую дохлую рыбу, уткнувшуюся в спину.
— Осторожней, приятель! — недовольно проворчали сзади, но Руммах не ответил, быстро снимая перстень с пальца.
Маленький предмет упал на землю, не замеченный никем. «Потом его найдут», — мелькнула мысль, но Руммаху было всё равно. Он стремился скорее избавиться от кристалла, пока не передумал. Он завоюет сердце этой женщины по-настоящему, без магии. Или умрёт с голода, ведь без перстня он больше не охотник. Ну и пусть, лучше смерть, чем эта вонючая заводь!
Руммах почувствовал, как ослабла и сошла на нет магическая сила, которая влекла к нему женщин и помогала очаровывать их. Сила, от которой он только что отказался. Сейчас незнакомка утратит к нему интерес и отвернётся. Тогда всё будет потеряно. Отчаяние сдавило сердце. Попробовать найти перстень? Поздно! Слишком опасно! Значит, конец…
— Ты не желаешь со мной разговаривать? Прости, видно, я отвлекаю тебя от раздумий, — голос незнакомки звучал в ушах небесной музыкой. — Наверное, у тебя беда?
— Нет, нет! Не беда — наоборот! — торопливо заговорил Руммах, чувствуя себя канатоходцем, без страховки ступающим по тонкому тросу.
— У тебя радость? — засмеялась женщина. — Ну, так помоги мне, наконец, решиться!
Тонкие пальцы, перебиравшие «бусы судьбы», пропустили знаки «опасность», «хлопоты», «новости» и остановились на знаке «удача».
— Ставь вон на ту, — сказал Руммах, ощущая, что тонкий канат кончился, и под ногами твёрдая опора.
— Хорошо! Брат учит меня всегда доверять сердцу. Теперь сердце подсказывает, что тебе можно верить.
4.
Новую знакомую Руммаха звали Леми. «Полное имя длинное, зови меня Леми, — сказала она, — как зовёт меня брат, и звала мама, пока была жива». Руммах смутился, будто его пригласили познакомиться с семьёй Леми, и в то же время радовался — Леми нравилась ему всё больше. Она настояла на том, чтобы Руммах забрал себе часть скромного выигрыша: «Если не возьмёшь, удача отвернётся от меня!» Тогда Руммах предложил угостить её на эти деньги, и Леми с улыбкой согласилась.
Она много говорила — открыто и просто, как будто истосковалась по внимательному собеседнику, способному выслушать её. Рассказывала о своей жизни — без лишних подробностей, которые не станешь раскрывать первому встречному, но с подкупающей откровенностью.
— Ты знаешь, мой брат убеждён — всё, что может случиться с нами, известно заранее. Как будто записано в книге… Вот ты сейчас задумался, а кто-то открыл страницу и прочёл твои мысли. Понимаешь? Ты остановился, посмотрел на меня — там и это есть. Вся твоя жизнь. И моя…
Брат делает на продажу разные вещи — чтобы гадать. Люди думают, это безделушки, как у прочих торговцев, покупают ради забавы. А брат говорит им: «Узнать судьбу — пустяк, стоящий мелочи, что вы мне дали. Когда решите изменить судьбу — заплатите настоящую цену». Я думаю, так и есть. Если хочешь, чтобы твою книгу исправили, надо отдать переписчику что-то дорогое… Верно? — Леми бросила быстрый взгляд на Руммаха. — Не могу понять — согласен ты со мной, или нет. Ты всё время молчишь, а мне хотелось бы узнать тебя лучше…
Почва опять ушла из-под ног, стоило Руммаху подумать, что придётся рассказывать о себе. Солгать ей? Проще было заморочить голову, прибегнув к помощи кристалла… Признаться, что до сегодняшнего дня он пользовался магией Ночи? Поверит ли Леми его решению завязать с прошлым? Примет таким, как есть, или с отвращением отринет? Позовёт стражу?
Словно читая мысли, Леми взяла его за руку:
— Похоже, тебе нелегко. Не знаю, что произошло, но верю — ты подходящий человек. Если решишь рассказать, позже я выслушаю тебя.
— Подходящий?
— Я имела в виду — хороший, — поправилась Леми. — Такой, как мне нужен.
Руммах сжал её руку, и дальше они пошли, не расцепляя пальцев. Добравшись до окраины города, где всё дешевле, зашли в рыбацкую таверну; там за пару медяков им налили по большой миске ухи и дали несколько ломтей чёрствого хлеба. Других посетителей в этот час не было, поэтому хозяин принёс еду и удалился в заднюю комнату. Руммах и Леми остались одни.
С тех пор, как Руммах встретил эту женщину, его не покидало ощущение волшебного полёта. Почему он не выкинул свой кристалл раньше? Чего боялся? Оказывается, он тоже может быть интересен! И не кому-нибудь, а Леми, которая обликом похожа на саму богиню-прародительницу. Она небогата, но честна и доброжелательна. Алчный, суровый мир не любит таких, но она здесь, и её глаза… Прекрасные и по-детски беззащитные. А Руммах — подходящий человек. То есть хороший… Что это значит? Наверное, он может позаботиться о Леми. Но как? Ведь он сам изгой в этом мире…
«Любовь поможет мне, — подумал Руммах, и повторил про себя, — Любовь. Я её люблю.»
— Ну вот, кажется, тебе лучше, — сказала Леми. — Теперь ты сияешь, словно у тебя и впрямь радость.
— Это из-за тебя…
— Правда?
— Правда!
Леми опустила глаза. Лёгкая улыбка играла на её губах. Руммаху захотелось поцеловать Леми. Словно чувствуя его состояние, она придвинулась ближе, коснувшись Руммаха бедром.
— Видишь? — спросила Леми, показывая «бусы судьбы». — Это подарок брата. Я всегда гадаю на них. Он сам изготовил бусы — пришлось много раз нырять в море, чтобы добыть хризаэндр разного цвета. Для каждого знака — свой. Смотри: оранжевый — «радость», красный — «гнев»…
Леми перебирала бусины, а Руммах млел от счастья. Признание в любви окрылило его. Щёки горели. Никогда ещё он не испытывал подобного. Чувствам было тесно в груди, словно кто-то надул внутри множество упругих звонких пузырей, в каждом из которых отдавался учащённый стук сердца. И вот уже сотни прозрачных переливчатых оболочек поплыли в полумраке таверны, а в груди всё так же ныло — сладко и нежно. Воздух кругом сделался радужным от мельтешения мыльных пузырей, ведь Руммах снова сидел на мосту и выдувал через соломинку одну разноцветную вселенную за другой, и вдруг, сделав особенно глубокий вдох, сам поднялся в воздух и полетел, раскинув руки.
Какое праздничное настроение! Наверное, потому, что сегодня день Небесной Матери — лучшее время для охоты, пока горожане беспечны и веселы. Впрочем, нет! Больше никогда не будет охоты, Небесная Мать снова его полюбила. Вот она, в серой накидке сидит рядом и называет цвета, которые видит:
— Красный — «гнев», жёлтый — «печаль», изумрудный — «разлука», фиолетовый — «сухая трава».
Не понимая, причём здесь трава, Руммах встряхнул головой. Пузыри с лёгким звоном лопнули. Леми была серьёзна. Её пальцы сжимали фиолетовую бусину. Только сейчас Руммах заметил, что камень лишь напоминает хризаэндр. Леми держала кристалл разочарования.
— Твоя душа — сухая трава, — гремело эхо её голоса. — Воля моя — огонь!
Волна удивления и ужаса, накрывшая Руммаха, схлынула с последними словами заклинания, и вода, покрытая пеной и тиной, успокоилась. Руммах ещё слабо шевелил жабрами, но чувствовал, как стремительно начинает разлагаться, теряя чешую. Выпученными рыбьими глазами он следил за мальчиком, который бросив в реку последнюю щепку, перешёл на берег. Там его ждала женщина в белоснежном одеянии. Она ничуть не походила на Леми, и теперь Руммах понял, как должна выглядеть Небесная Мать, явившая смертным свой облик. Женщина ласково обняла мальчика за плечи, и повела по лугу — куда, Руммах уже не видел, поскольку свет померк, и все краски вокруг стали оттенками фиолетового, который и был истинным цветом разочарования.
5.
— Где эта потаскуха? — спросил Кумех-Тан. — Ты уверен, что ей сегодня посчастливилось?
— Видел своими глазами, как она уводила с площади высокого мужчину, — ответил Гулиген. — Сутулый, но выглядит крепким. По ту сторону моря легко сбудешь его за хорошую цену. И, кстати… Не называй мою сестру потаскухой!
— Иди в бездну! Если она сейчас не явится — отчаливаем. Не хватало ещё неприятностей со стражей. Грузитесь в лодку!
Раздался шорох гальки. Гребцы, хорошо различимые в лунном свете, спихнули в воду большую шлюпку. Трое разочарованных — две женщины и мужчина, покорно залезли внутрь и замерли. Охотники, которые привели их, давно получили деньги и растворились во мраке.
Укромную бухту отделял от города мыс, покрытый фруктовым садом. Время от времени над деревьями мерцали всполохи фейерверков, освещая каменистый берег и силуэт разрушенной лесопилки на холме.
Две фигуры спускались по тропинке к морю.
— Проклятье! — выругался Кумех-Тан. — Я же говорил, что Леми сегодня не повезло. И Руммаху тоже! Вы что — знакомы? И зачем притащились сюда пустые? Я же сказал — в долг не даю!
— Для тебя я — Алемиоль, — сказала женщина, — а Леми — это семейное прозвище. Привет, братец!
— Здравствуй, Леми! — весело ответил Гулиген. — Я говорил, что ты приведёшь разочарованного, а Кумех-Тан сомневался…
Торговец подошёл к спутнику Алемиоли и, вглядевшись ему в лицо, расхохотался:
— Руммах, ты меня удивил! Клянусь Оснутиатисом, я не знаю истории веселее! Ну, что ж… Полезай в лодку!
Тот, кого раньше звали Руммахом, молча занял место рядом с другими разочарованными.
Алемиоль, получив с торговца плату, вместе с братом направилась прочь.
— Знаешь, что я сегодня про тебя выдумала? — раздавался её голос. — Что ты веришь в судьбу…
— Хочешь, чтобы я тоже купил себе разноцветные бусики? — отвечал Гулиген. — Не дождёшься! Судьба — похотливая девка, когда-нибудь она мне изменит. Но не сегодня! Пошли веселиться, пока есть деньги…