Презирающие имя

Чудеса с обонянием начались через три дня после того случая в лесу. В пятницу утром оно неожиданно обострилось, а к полудню нос приобрёл просто небывалую чувствительность. Теперь Шихов различал вокруг сотни запахов; от этого кружилась голова, но и подмывало снова и снова тянуть ноздрями воздух.

Чем пахло? Свежим цементным раствором, железной окалиной, грунтовкой, ацетиленом (видно, травит редуктор на баллоне); пахло резиной, соляркой и маслом от автокрана, сосновыми досками, раскопанной землёй, окурками, которых полно валяется на стройплощадке. Ржавой водой из бочки и дождевой из луж, прокисшими на жаре остатками йогурта из упаковки, которую кто-то швырнул на землю…

Принюхиваясь, Шихов бродил вокруг металлического каркаса, промежутки в котором уже начали закладывать пеноблоками. Его бригада возводила небольшой консервный цех в деревне Первушево Владимирской области. Под пекущим июльским солнцем парни шевелились нехотя. Шкрябали мастерки, жужжала бетономешалка, чей-то мобильный, положенный на деревянный поддон для кирпичей, проигрывал шансон.

Из-за чахлой берёзовой рощицы порыв ветра разом принёс запахи деревенского жилья, отхожих мест, скотины, силоса, застоявшейся в пруду воды и гнилостной тины, а также мясной аромат готовящейся пищи.

— Прораб! — насмешливо окликнул Шихова сварщик Петя. — Чего жалом водишь? Все сухие!

Петю Шихов не любил за то, что тот на работе умудрялся потихоньку закладывать за воротник, как за ним не следи. Сейчас их с Петей разделяло не меньше десятка шагов. Ещё вчера Шихов, конечно, не учуял бы ничего такого, а теперь вдруг понял: ему даже не надо подходить к Пете, чтобы убедиться — тот врёт. От Пети легонько веяло алкогольными испарениями, куревом, взопревшим на жаре телом, кирзой и брезентом. По этому запаху теперешний Шихов мог бы выследить и найти Петю, вздумай тот даже убежать и спрятаться где-нибудь.

Шихов открыл было рот, чтобы привычно сказать сварщику пару ласковых насчёт того, какой он, Петя, с утра сухой, но передумал. Неожиданно пробудившийся внутренний сторож велел Шихову не выдавать себя, словно какие-то неприятности могут случиться оттого, что другие узнают о его новых способностях. Всё это вызывало беспокойство и создавало между ним и всеми остальными смутное недоразумение.

— Работай, трепло! — бросил он Пете и отошёл в тень бытовки.

Он опустился на рулон гидроизола и прислонился к стене, делая вид, что наблюдает за работой, а сам прислушивался к себе, гадая, что же всё-таки с ним произошло. Потихоньку, чтобы это не было заметно со стороны, он тянул носом воздух и размышлял о том, что всё новое в нём так или иначе должно быть связано с событиями вторника. В который раз уже он принялся вспоминать тот вечер и тут же подумал о Верке.

Теперь он не хочет иметь с ней ничего общего! Может, позвонить ей, чтобы сразу поставить точку в отношениях? Наверняка она приедет сюда скандалить… Главное, не упоминать при ней слово «лес», да и никому другому об этом не говорить.

Даже гражданский брак накладывает обязательства. Теперь же, выходит, он дал Верке повод. Она хитрая и корыстная, придумает, как всё повернуть в свою сторону. Будет трепать нервы и деньги тянуть. Почему он с ней не расстался сразу, как понял, что у них уже не заладится? Хорошо, детей нет!

А впрочем, пусть делает, что угодно! Сейчас Шихова занимала не Верка, он гадал, когда вновь увидится с той, другой, чьего имени так и не узнал. Она обещала новую встречу, и вчера, глядя в ночное небо, Шихов убедился, что срок подходит. Вот только придёт ли она?

А вдруг, на самом деле, ничего не было, и тот странный вечер ему просто привиделся? Шихов коснулся плеча в том месте, где оно легонько саднило...

Он вспомнил, что во вторник, когда всё случилось, было ещё жарче, чем сегодня, но все работали, как заведённые. Ребята знали: закончат каркас — будет два дня отдыха, и Шихов специально днём на своей машине катался в райцентр, чтобы, пока открыт банк, снять с карточки «транш» — так в бригаде именовалась составленная из суточных сумма, которую он выдавал парням на отдых в конце этапа.

К шести приварили последнюю балку, мигом убрали оборудование. Пассажирская «Газель», на которой приезжали из райцентра, где было арендовано общежитие, завелась с пол-оборота.

— Начальник, ты с нами? — позвали Шихова. — Скорей, а то магазин закроется!

Он представил, что весь вечер будет сидеть в душной общаге и смотреть, как парни глушат водку, а кончится всё тем, что сам напьётся, хоть сейчас и не желает этого. Смыться бы от них! Авось, по пьяному делу не натворят бед.

— Давайте без меня, я купаться! Потом приеду на своей.

— В душе искупаешься, поехали!

— Держите деньги…

— До реки лесом три кэмэ! И обратно… Сил много у тебя осталось! Сразу видно, кто по-настоящему работал, а кто командовал… Ладно, оставим тебе.

Газель укатила, сразу стало тихо.

До реки можно было добраться на машине, но это большой крюк, да и у моста всё загажено, а на дне — стёкла. Лучше прогуляться по тропинке, как ходят иногда деревенские... Тогда Шихов подумал, что вечером буднего дня никого не встретит, но ошибся.

Он увидел её у заводи — там, где сосны обступают пологий, усыпанный хвоей сход к реке, и что-то в её облике сразу показалось необычным. Она поднялась ему навстречу с травяной кочки, на которой сидела.

«Красивая!» — подумал Шихов. Он решил, что помешал ей, и она сейчас уйдёт, но нет, она просто стояла и смотрела. На миг подумалось, что она ждала тут его, хотя с чего бы?

Не юная, но ещё молодая, пожалуй, ровесница Шихову. Простой серый сарафан чуть прикрывал колени; недлинные пепельные волосы — влажные, наверное, только что искупалась. Он представил, как она снимает с себя одежду, заходит в реку…

Разговор завязался сам собой. Она держала себя свободно, её живые, светло-карие, почти жёлтые глаза с интересом и долей лукавства смотрели на Шихова. Она не стеснялась и, видно, не опасалась незнакомого мужчины. Пожалуй, Шихов заинтересовал её, а может, и понравился. Он же почти сразу испытал к ней сильное расположение. Такая не будет ловить на слове, упрекать и придираться, как Верка. Эта — прямая и смелая, она скорее уж способна удивить каким-нибудь неожиданным, решительным поступком. Общаться с ней было легко, а первое же «ты» сделало их ощутимо ближе.

— Не боишься одна гулять? — спросил он. — Тут водятся волки.

— Ты и в самом деле похож на волка, — широко улыбнулась она в ответ. — Я давно это заметила! Хочешь меня слопать?

Тогда Шихов рассказал, что не шутит, и по дороге сюда он действительно видел настоящего, живого волка.

Волк смотрел на него из зарослей лещины, а когда понял, что его видят, подорвался и мигом скрылся в кустах, только ветви качнулись. Оказывается, волки бегают очень быстро! На всякий случай он выломал крепкую палку, но через некоторое время выкинул её, потому что, на самом деле, волки избегают людей и не нападают на них, особенно летом.

— Кто тебе сказал? — спросила она.

— Читал где-то, а что?

— Тебе не показалось, что это была волчица?

— Пусть волчица, какая разница?

Она хитро усмехнулась:

— А я знаю: ты на стройке работаешь.

— Откуда?

— Вдруг ты мне приглянулся, и я слежу за тобой?

— Разыгрываешь? Не верю я тебе!

— Не веришь, что приглянулся, или — что слежу?

— Брось! Я бы тебя заметил.

— Как будто ты всё замечаешь. Волчицы от волка не можешь отличить!

Она рассмеялась, откинувшись назад, отчего грудь явственно обозначилась под сарафаном:

— А тебя жена отпускает одного в лес? Я бы не отпустила…

Усевшись на траве, они беседовали ещё долго. Шихову хотелось узнать больше о той, что так пришлась ему по душе, но она избегала говорить о себе много, а на прямые вопросы отвечала уклончиво. Эта загадочность раззадоривала Шихова и привлекала не меньше, чем её чувственный, грудной голос и непринуждённая женственность движений.

Суждения её были прямы, а круг интересов — необычен. Скажем, её мало занимало всё связанное с материальным достатком, накопительством и карьерой. У Шихова даже создалось впечатление, что она не слишком хорошо представляет себе, что сколько стоит. Зато о растениях и животных она знала не меньше какого-нибудь заядлого натуралиста.

Неполная, растущая луна проступила на вечернем небе, а слова всё не кончались. Что-то важное происходило в душе Шихова. Он вдруг понял: чем бы ни завершилась его сегодняшняя встреча, с Веркой покончено. За один вечер новая подруга стала ему ближе, чем та за два года. Тревожило одно — она так и не сказала, как её зовут. Несмотря на видимую симпатию с её стороны, закрадывалась мысль: «А вдруг она скрывает имя, потому что не хочет продолжить знакомство?»

— Не было у меня никогда имени, что я, собака? — неразборчиво проворчала она куда-то в сторону, когда он в третий раз за вечер повторил тот же вопрос.

Шихов скорее угадал, чем расслышал её слова, но по тону понял — своим настойчивым интересом к такой простой вещи, как её имя, он нанес подруге непонятную обиду. Впрочем, она тут же повернулась к Шихову и, словно желая загладить свою несдержанность, положила мягкую тёплую ладонь ему на грудь, прогибаясь и заглядывая в глаза снизу вверх:

— Зачем ты пришёл сюда?

— Купаться... — прошептал он внезапно охрипшим голосом, чувствуя, как от её прикосновений встают дыбом волоски на руках.

— Давай, я помогу тебе, — тихонько сказала она ему на ухо, коснувшись мочки сухими, тёплыми губами, и стала расстёгивать пуговицы на его рубашке.

Шихов хотел обнять её, но она увернулась, продолжая освобождать его от одежды, и он подчинился её правилам. Скоро на нём совсем ничего не осталось.

— Иди! — легонько шлёпнула она его по голой спине, подталкивая в сторону воды.

Перед тем, как зайти в реку, он всё-таки привлёк её к себе и поцеловал в губы, почувствовав нежный ответ. Теперь и самому хотелось скорей окунуться в воду, чтобы остыть и не расплескать слишком быстро всего удовольствия.

— Пойдёшь со мной?

— Иди, я подожду здесь!

Он нырнул и, сколько хватило воздуха, скользил под водой, чувствуя её приятную лёгкую прохладу, а затем открыл глаза и медленно всплыл из глубины прямо к лунному свету. Густой туман ластился к серебрящейся сонной реке. Плеск от сильных гребков Шихова разносился над поверхностью.

— Ты будешь со мной всегда? — донеслось из темноты.

— Ага! — крикнул Шихов, довольно отфыркиваясь, и поплыл обратно.

Две дюжины взмахов, и он ощутил под ногами илистое дно. А где же подруга? Её нигде не было видно.

— Ты где? — громко позвал он. — Эй!

Только эхо ответило ему. Шихов повторил свой призыв, потом ещё раз, уже тише, а потом вдруг разом понял, что всё кончилось. Он напрягал зрение, пытаясь различить хоть что-то в лесном мраке. Ещё не соображая, что же пошло не так, он отчётливо понял, что стоит голышом посреди леса, вдали от деревни. Озираясь, он быстро подошёл к своей одежде — слава богу, цела! — и нашарил в карманах брюк бумажник, ключи и мобильный телефон; других ценностей у него с собой не было. Через мгновенье ему уже было стыдно.

Накинув на мокрые плечи рубашку, с телефоном в руке, он топтался на месте и не знал, что делать. Ночь окружала его запахами лесных растений и близкой воды. Вокруг — ни шороха травы, ни треска сухой ветки под ногой. Разочарование всё сильнее охватывало Шихова. Та, кого он так желал сейчас видеть, не могла уйти далеко, но Шихов почему-то был уверен: она с лёгкостью ускользнёт от него в лесу, даже если сейчас же броситься на поиски.

Теперь он уже злился: на себя, на неё, на безмолвные стволы деревьев вокруг, на ребят, которые сейчас пьют без него. Искупался? Теперь можешь идти! Думал, обокрасть тебя хотела? Да пропади оно пропадом, было бы, что красть! Он размахнулся и швырнул мобильник в ночь.

Он не был мальчишкой и прекрасно знал — в любви бывают и победы, и неудачи. Ладно бы его отшила какая-нибудь стерва: не дала, и не дала, велика важность! Но почему именно сейчас, когда он встретил ту, что действительно пришлась ему по сердцу, идиллия обернулось не то розыгрышем, не то ещё чёрт-те чем, а он стоит тут без трусов и удивляется?

Лёгкий шорох привлёк внимание Шихова, он повернулся на звук и обомлел: возлюбленная была в двух шагах от него — уже без сарафана, совсем без всего. В свете луны её белая кожа казалась матовой, и Шихов только сейчас понял, что именно показалось ему необычным с первого взгляда: она совсем не загорела, несмотря на то, что миновала середина лета.

— Возьми, — протянула она ему что-то на ладони, и Шихов машинально принял из её рук телефон, потом поднял с земли брюки и сунул телефон в карман.

Мог бы хоть один человек найти его в темноте так быстро и бесшумно? Кто мог бы это сделать?

Ответа на последний вопрос Шихов не знал, но чувствовал — надо сейчас же забирать своё барахло и топать в деревню, потом ехать в общагу и там накатить хорошенько водки, чтобы не думать ни о чём. Со временем всё войдёт в свою колею, цех сдадут, и тогда он уедет из этих мест навсегда.

«И вернусь к Верке…», — подумал Шихов с внутренней усмешкой. Страха не было, он видел, что возлюбленная, кем бы она ни была, стоит и ждёт его решения.

— Значит, быть с тобой всегда? — спросил он, глядя ей в глаза, и она не отвела взгляда. — А вдруг я не вынесу такого счастья?

— Вынесешь! — Она подступила к нему и прильнула грудью, поглаживая плечи, спину.

«Так тому и быть», — подумал Шихов, и ему стало легко. Он приник к губам, искавшим его губы, и обнял возлюбленную. Затем она оказалась лежащей на траве, а он чувствовал под собой её страстное тело.

— Ты не передумаешь? — пристанывала она, легонько покусывая его плечо, отчего становилось ещё слаще. — Не передумаешь?

Он хотел вжаться в неё крепче и крепче, а она подавалась навстречу его движениям всё яростнее, и когда их сплетённые тела содрогнулись, она на мгновенье с силой сжала зубы на его плече, а затем откинула голову и замерла, тяжело дыша.

— Полегче! — попросил Шихов, перекатываясь на спину и трогая плечо. Некоторое время они лежали рядом.

— Больше не буду! — ответила она наконец, а затем приподнялась на локте и, склонившись над Шиховым, стала щекотать волосами ему грудь и лицо.

— Послушай, — сказала она, — сейчас я уйду, но скоро мы снова встретимся.

— Когда?

— Скоро! Видишь луну? Как она станет круглой, ты меня найдёшь.

— Где?

— Здесь, или поблизости, — она повела рукой вокруг. — От тебя я не стану прятаться!

Поцеловав его в щёку, она поднялась и пошла туда, где, как сейчас заметил Шихов, лежала её одежда. Стянув всё в тугой узел, она махнула Шихову рукой и, забежав в реку, поплыла к другому берегу, держа узел над головой.

— Подожди! — позвал Шихов. — А вдруг я тебя не найду?

Он смотрел, как возлюбленная выбралась на противоположный берег и пару раз передёрнулась, отряхиваясь от воды.

— Найдёшь! — крикнула она и, не одеваясь, нырнула в кусты ивняка, словно хотела кувырнуться через голову.

Шихов ждал, когда она поднимется на ноги, но так и не дождался. Тогда и он переплыл реку, а затем некоторое время шарил в невысоких кустах. Как он и предполагал, никого там не оказалось. Не на четвереньках же она ушла? Кусты покрывали обширную низину в излучине реки, дальше чернел лес без тропинок и дорог, насколько знал Шихов, ведь никакого жилья в той стороне не было.

Ничего не оставалось, как вернуться к своим вещам, одеться и, подсвечивая себе телефоном, идти в деревню. С грехом пополам он добрался до машины, и, когда уже собирался заводить мотор, мобильник завибрировал.

— Семёныч, ты куда пропал? — раздался из динамика весёлый и явно нетрезвый голос Димки Тычихина из их бригады.

— Еду уже… — ответил Шихов.

Прошёл, наверно, целый час после разговора с Петей, а Шихов всё не покидал своего места у бытовки. Ссутулившись, он сидел и думал. К нему несколько раз подходили с какими-то вопросами, но все они были пустяковыми. По большому счёту, ребята могли бы и без его участия справиться с этими пеноблоками — бери, да клади, хоть по пять кубов в день выкладывай!

Возникал соблазн оставить на время стройку и отправиться в условленное место, на берег реки. Вдруг возлюбленная там? Хотя именно сейчас двигаться совсем не хотелось. Навалилась какая-то апатия, и вроде бы даже слегка знобило, несмотря на жару.

Дышал теперь Шихов тяжело и часто; он вдруг поймал себя на том, что рот непроизвольно открывается, а язык безвольно вываливается, словно ему тесно внутри.

«Заболел!» — понял Шихов. Конечности и спину ломило, как при гриппе, зубы ныли. Но что с языком? Больших усилий теперь стоило держать его во рту. Хотелось лечь и свернуться калачиком, что Шихов и сделал. Через некоторое время ребята заметили, что с ним неладно.

— Семёныч, перегрелся? — спрашивали его.

Кто-то сунул в руку двухлитровку с минеральной водой и он, приподнявшись, разом выпил чуть не половину.

— Спасибо, парни, — выдавил он из себя, еле шевеля губами. — Я, похоже… простыл.

— Может, тебя к врачу?

— Да нет… полежу… Вы работайте!

Его устроили поудобней, подложив под голову свёрнутый дождевик, пахнущий слежавшейся сырой тканью, которая долго прела, пока не высохла-таки на жаре. А дальше Шихов провалился в глубокий сон.

Проснулся он от смутного беспокойства и сразу сел. Солнце уже не пекло, длинные тени лежали на земле. От хвори, скрутившей его днём, не осталось и следа; Шихов чувствовал себя как никогда крепким и здоровым, а также злым от того, что зверски хотел жрать. Он потянул носом воздух и безошибочно определил — поблизости есть пища.

Парни, как видно, закончили работу и выскребали из вёдер остатки кладочной смеси.

— Семёныч! — обрадовался Тычихин. — Отлежался? Здоров ты спать! Как чувствуешь?

— Полегчало.

— Мы тебя на обед будить не стали, принесли тут, что осталось. Будешь?

Он указал на импровизированный стол из фанеры, на котором стояла миска с салатом, закрытая от мух марлей, кастрюлька (с супом, как подсказывало обоняние) и лежал хлеб. Днём бригада питалась в деревне, у бабушки Зинаиды Фёдоровны, которой Шихов раз в неделю платил за продукты и стряпню. Она-то, видно, и собрала «обед на вынос».

Без лишних слов Шихов устремился к еде. Он схватил ложку, которая была тут тоже приготовлена, и откинул марлю. Уже представляя, как сейчас с треском навернёт салатика, он зачерпнул побольше, но вдруг остановился. Странно, но теперь он видел, что эти разрезанные на части огурцы и помидоры, скользкие от собственного сока и тошнотворного растительного масла, да ещё усыпанные травяным крошевом, будят в нём лишь отвращение.

Он вывалил обратно салат из ложки и брезгливо отодвинул от себя миску. Мучной запах хлеба также не вызывал аппетита. Тогда Шихов выловил из кастрюльки единственную косточку с мясом и начисто обглодал её. Затем выпил через край бульон и, несколько раз ковырнув ложкой картофельную гущу, снова принялся за кость. Он обсасывал её и грыз, пытаясь добраться до мозга.

— Зубы сломаешь! — добродушно сказал Петя, присаживаясь напротив покурить.

— Рот закрой, морда! — громко рыкнул Шихов. — Ур-р-од!

Петя чуть не проглотил сигарету, а Шихов, и сам не ожидавший от себя такой ярости, бросил на землю кость, не способную его насытить, и, легко, пружинисто ступая, поспешил прочь со стройплощадки. Не понимая, что с ним творится и куда несут его ноги, он быстро шагал краем деревни, принюхиваясь и поглядывая по сторонам.

«Остановись!» — твердил он себе, хотя знал, что не остановится, и какой-то мясной прилавок маячил перед глазами, полный сочных кусков парного, нежного мяса, в которое так тянет впиться зубами, и рвать, и глотать, не прожёвывая, потому что жевать некогда, ведь надо хватать ещё и ещё, пока не забрали, не отняли, и упаси бог кому-то приблизиться в такой момент, потому что этот — приблизившийся, чужак — сам состоит почти из такого же мяса, и ничего не стоит полоснуть его по горлу острыми клыками…

Маленькое стадо гусей, испугавшись стремительного приближения Шихова, взволнованно загоготало. Растопырив крылья, птицы со всей возможной поспешностью бросились прочь из грязной лужи, в которой их застало появление опасного и странного существа. Одна замешкалась больше других, это стоило ей жизни. Схватив гуся за шею, Шихов так тряхнул его, что тот сразу перестал трепыхаться.

— Ты что же это делаешь, негодяй! — услышал он гневный крик и, оглянувшись, увидел незнакомого мужика из местных. — А ну, стой!

Приказ остановиться подхлестнул Шихова, и он бросился наутёк. Мужик пытался было нагнать его, но тут же отстал, зато выскочившая невесть откуда здоровенная беспородная псина с лаем мчалась по пятам, проносясь вслед за Шиховым мимо дощатых закут и сараев, топча картофельные грядки и мусорные кучи, проламываясь сквозь высоченные, в рост человека, заросли крапивы на задворках коровника, где раньше сваливали навоз…

Скоро деревня осталась позади, теперь Шихов бежал через большой фруктовый сад; яблоки из него и должны перерабатывать в консервном цеху. Попадая под ноги, упавшие плоды отлетали в сторону либо хрустели, раздавленные. Невысокая ограда не задержала ни Шихова, всё ещё сжимавшего свою добычу, ни его преследователя — злобного молодого пса с надорванным ухом, видно, большого забияку.

За оградой начинался редкий лесок. Шихов устал, он чувствовал, что мог бы бежать скорее, используй он для бега четыре конечности, а не две. Отчаянным усилием он вырвался вперёд, но, оступившись, покатился кубарем, и тогда что-то произошло с телом.

Несколько мгновений он барахтался на земле, пытаясь избавиться от одежды — она вдруг стала ему сильно не по размеру. Затрещала материя, которую он дёрнул зубами; ещё миг, и волк, некогда бывший Шиховым, вскочил, повернувшись оскаленной мордой к набегавшему псу.

Тот, увлечённый погоней, не успел ничего понять и с визгом отпрянул, отведав волчьих зубов. Весь азарт его мигом улетучился. Не рискуя показать грозному противнику спину, он стал пятиться, а когда отошёл на безопасное расстояние, развернулся и, поджав хвост, пустился наутёк.

Волк обнюхал лежащие на земле тряпки: разодранную рубаху, брюки, — потом взял гуся в зубы и затрусил прочь. Лишь уйдя от деревни подальше, он положил добычу на землю и принялся насыщаться. Скоро от гуся осталась кучка перьев, а волк впервые за вечер испытал благодушное удовлетворение.

Какое-то время он лежал, облизываясь, наблюдая сквозь листву за небом, которое из вечернего постепенно становилось ночным. Ему думалось о том, какие странные вещи произошли с ним за последние дни, но, как оказалось, всё было правильно, и вот он теперь открыл свою настоящую сущность, которая, он чувствовал, была с ним с рождения. Он не сомневался, что при необходимости сможет перекинуться и на время снова стать Шиховым, но сейчас он презирал своё прошлое имя — это клеймо для людей и тех, кто им служит.

Круглая луна показалась над верхушками деревьев; вид её волновал, суля скорое счастье. Волк понял, что пора пришла. Он вскочил и, задрав голову, испустил протяжный, полный любви призыв. Далёкий голос подруги, которая, как и он, не нуждается в имени, был ему ответом. Услышав его, волк сорвался с места и, огибая деревню по большой дуге, побежал к реке. Он спешил к той, кому поклялся в верности. Она обещала ждать его на берегу сегодня, в ночь полной луны, и она ждала его там…